Каждый второй месяц осени в некой деревни с красноречивым, не упоминаемым в данной летописи, названием проводилась большая и веселая ярмарка. Выставленные прямо на улочках лотки ломились и пестрели различным товаром: от с заботой и любовью выращенных овощей и до сотворенных умельцами ремесленниками вещиц. Любой человек, фэйри или разумный мирный монстр от мала до велика мог найти себе отличный кабачок на ужин или расшитый вручную бисером да шелком тканный пояс. Для жителей этой деревеньки все три дня, во время которых день и ночь проводилось это мероприятие, считались праздничными. Работа по дому и быт не тяготили их плечи в этот день, ведь все их заботы да мысли были посвящены тому, как бы больше товара продать и чего бы еще, хорошо поторговавшись, купить в дом. И казалось бы, в этот день высшие силы самой Сказки благоволили им в  этот день - скотина не артачилась и кормилась сама, в доме оставался нетронутым порядок, а дети, так любящие будучи оставленными без присмотра, баловаться со спичками и рисовать на стенах, вели себя как ангелочки. Но, кто знает, было ли в том тоже проявление Воли Сказки, либо виноват был кто-то другой или простое стечение обстоятельств, однако же каждый год, в самый последний день этого торгового гуляния, происходило еще кое-что.  В один из дней случалось нечто, отчего ярмарка прекращалась раньше срока, а на месте деревни неизменно оказывались лишь руины и остатки недавней роскоши. К примеру, три года назад стая монструозных гигантских огнедышащих гусей, совершая ежегодный перелет, была таинственным образом ослеплена блеском партии магических зеркал мастера Шелюка, который по прихоти своей разложил свои творения прямо на земле зеркальной поверхностью к небу. Солнце, не долго думая, да и не думая вообще, с готовностью направило свои щедрые лучи на них и отраженный свет, о злой рок,  прицельно да метко засветило каждому пролетающему гусю прямо в глаза, отчего эти несчастные благородные птицы, яростно галдя и ругаясь, принялись в панике метаться по небу. Сталкиваясь друг с другом, они, переплетаясь в яростный ком перьев и гогота, попадали метеоритами на землю, разрушив деревню. Деревню, правда, быстро отстроили, над таким совпадением тихо, почтительно посмеялись, да, обустроившись, провели еще одну ярмарку следующей осенью. Которая была разрушена на второй день из-за того, что местный скотовод, поведясь на шарлатанскую рекламу одного из неумех зельеваров, напоил своих буренок такой гнусной волшебной бормотухой, что те, став вампирами, устроили настолько гротескное и ужасающее побоище, что и бывалые Стражи, придя на помощь местным, еще долго проходили курс психотерапии в столице. От крови и кишок очистили стены, убитых похоронили, коров закололи кольями в сердца и, приняв меры проводить строгий отбор и сертификацию участников ярмарки, организовали ее и на следующий год. Разумеется, и в прошлом году все прошло не так гладко, как хотелось бы. Прямо в первый же день около тридцати человек внезапно и без причины превратились в молодые лимонные деревья. До сих пор ни учеными из гильдии, ни магами не выявлена причина этого случая. Деревья жители огородили, по сей день бережливо ухаживают за ними и считают, что это было лишь лихое и хаотичное проявление Воли. К слову, не трогайте эти лимонные деревья. Целее будете.

В этом году ярмарка обещала быть не такой восхитительной, как предыдущие. Из-за жары ни фруктов, ни овощей толком не было, уличные повара не горели желанием готовить что-либо, требующее стояния у раскаленной печи или духовки, а те немногие мелкие артисты, что обычно развлекали своим мастерством толпу, весь день отсиживались в тени и выбирались на публику лишь ближе к ночи, когда освежающая тень давала силы как-то двигаться. Да, нашлись и те люди, что благодаря своей предприимчивости смогли хорошенько заработать. Мороженное, холодный чай, мелкорубленые куски морозных слаймов, засахаренные снежные розы, капудынный  сок с нетающими кубиками вечного льда  и другие прохладительные блюда и напитки раскупались народом в миг и очереди за ними, казалось, не уменьшаются ни разу. Чуть меньшим спросом пользовалась одежда. Легкие невесомые рубахи, платья и штаны, что практически не чувствовались на коже, умело расписанные или расшитые, красовались на прилавках, радуя глаз. Но ожидаемо стоили они не мало, отчего многим ничего не оставалось, кроме как тоскливо вздыхать и проходить мимо. Те же, кто мог себе позволить новый наряд, предпочитали переодеваться прямо на месте, чтобы ощутить своей кожей (или шкурой, или вообще чешуей) всю нежность и легкость воздушной ткани. Шел уже второй день ярмарки... Ничто не предвещало беды... Пока один из прославленных мастеров-сапожников, отчаявшись, не решил выставить на прилавок свое лучшее творение - прекрасные, расшитые бисером и каменьями туфли на тонком каблучке, с ремешками, что должны были нежно обвивать чью-то прекрасную женскую лодыжку.

Охотник, прикрыв глаза и прислонившись к стене чужого дома, попыхивал косячком и что-то невнятно бормотал себе под нос. Настроение у него было отвратительное. Ярмарка могла быть для него праздником лишь  в нескольких случаях: если ему удавалось что-то продать, если ему удавалось что-то украсть или если ему удавалось кого-то подцепить. Но ничто из этого не удавалось ему уже второй день. С самого начала знакомые поставили перед фактом - в этом году его шкуры, дичь и собаки никому не нужны. И, если он захочет заработать на ярмарке хоть какие-то деньги, то ему следует попроситься в простые помощники. Кому-то помочь разложить товар, постоять у прилавка, последить за вещами или же подсобить донести купленный товар до дома. Но в душе, как назло, откуда ни возьмись вскипела непредвиденная гордость. Да что же он, умелый охотник и кинолог, будет кульки с сушками да охапки с ситцевыми трусами за кем-то таскать? Он?! Нет, вот уж нет. Какой позор. Украсть тоже ничего не удалось - уж осторожными нынче стали торгаши, везде своих заклинаний да оберегов напихали. Ну и жмоты вонючие, капиталисты проклятые! Но, что было еще обиднее - никто так и не пал под его чары флирта и соблазнения. Уж к скольким дамам он галантно и даже без пошлости он пытался подкатить, да все не то. Одни отмахивались, как от назойливой мухи. Другие заняты были уж давно. Третьи грозились хвост оторвать и в такую щель его засунуть, что ни один, мол, врач не вытащит. А четвертые и вовсе прямо ему говорили, мол, что  и сколько хотят за простое "свиданице". Ох, пойти что ли в храм потом, навестить любимую Ворожу?
- Ох, ну и дерьмо... - тихо рыкнув, прошипел фэйри и, докурив, бросил окурок на землю и прикопал его носком ботинка. - Может, ну его к черту? Пойти домой да навернуть скипидарчику?
Вейкко задумчиво почесал шею, а затем глянул на собаку, тихо лежащую у его ног. Та, не поднимая морды, покосилась на хозяина и дернула ухом, отгоняя мушку.
- Ну а ты что думаешь?
Собака ничего не думала. Собака хотела домой, поиграть с братьями и сестрами в мяч, а затем, наевшись каши и навалявшись на земле, пойти спать.
- Пошли я тебе хоть водички куплю, а то совсем, смотрю, затосковала.
Услышав это, собака, вильнув тонким хвостом, поднялась на лапы и, потянувшись да зевнув, вперед хозяина направилась к торговым рядам. Вейкко, потянувшись и зевнув не менее широко, чем его питомец, покорно направился следом.